Sta carmína dicúntur ésse

Lactántii:

Est locus ín prunó felíx oriénte remótus

Quá paret éterní máxima pórta polí

Néc in estivás bienúsq’ propínquus ad órtus

ín quo sol vernó fúndit ab áxe diém:

Íllic planitiés tractús diffúndit apértus.

Néc tumulús crescít, néc cava vállis biát;

Séd tu ós montés quorúm juga célsa pútantur

Pér bisséx ulnás éminet ílle locús.

Híc solís nemus ést ex cónsitus árbore múlta,

Lúcus pérpetué fróndis bonó reveréns.

Cúm pheróntiadís flagrásset ab ígnibus áxis

Ílle locús flamís ínviolátus erát.

Ét cum díluviúm mertísset flúctibus órbem

Déucalióneás éxuperávit aquás,

Nón hic exangués morbí, non égra senéctus,

Nón mors crudelís, nec métus ásper adít.

Néc scelus ínfandúm, nec opúm vesána cupído

Áut metus, áut ardéns cédit amóre furór.

Lúctus acérbus ab ést, et egéstas óbsita pánnis,

Ét cure ínsontés, ét violénta famés,

Nón ibi témpestás, nec vís furít bórrida vénti.

(303/trecentésimus tértius/ annus)

Бытию посвященá песня

Лактáнция'

Знать, средь олив есть место, счастье востока чужого,

Вечность где родилáсь, громко порог чей воспой

В саженцах не от двух лет сближенье с востоком,

Солнце где весну льёт от рождения дня:

Плавная ведь равнина всем распростёрлась открытой,

Вырос не холм-курган, не из долин пустота;

О горé — нутром от горестей свыше мечтаемо,

На двенадцать то место локтей вознеслось.

Роща солнца его — украшена чудом деревьев,

Нескончаемый свет на листьях страданий добра

К катастрофам и запад вспыхнул бы огненной осью,

Да неподвластно их место огню бытия.

И с морским наводненьем всё опустилось бы в бездну,

С Девкалиóном' коль воды начнут бушевать,

Смерти и без жертвы нет, пока та — не старость,

Гибели здой нет, жгущий страх не взойдёт,

Ни несказáнный мрак, ни безумство жажды жизни,

Иль кошмар, иль любовь сменяет ярости зла.

Скорбь на востоке пронзит, насилье прожжённо в рубище;

Боль без вины стерпи, голод в сплошной нищете,

Где не тайфýны да ни сúлища воющих вéтров.

(303 год)

Пейзажи идей Шри Ауробиндо' и Нострадáмуса^*

Свет с других планéт смотрит на материализовáвшиеся тéни,

Люди — развлечéнье, мишень вихрей из потусторонних измерений.

Есть лишь одно место áду неподвластное — Шáмбала'-спасение.

Ещё вечны в дикарях: Сáттва, тáмас, Рáджис — Блáго, зло, Сражение.

Ерушалáим да Гималáи, то — прошлое и будущее единство.

Любовь спустится из Шáмбалы Кришной и Бýддой избавлением

От культов, догм, нетерпимостей атеистов да религиозников,

От их скольженья по понятиям в пространствах резнóго времени.

В природе, верах, искусстве, науке, везде где-то ниточка Бога.

Держась за святость, люди не движутся к Истине, не Её возлюбя,

Лишь себя в культ возводят, когда дар взят в страхах навязанных образов.

Тела людей — передатчики без собственных идей, рабство у вибраций,

Зверь — неразумный дух. Разум грешной Земли шлёт ему чужие мысли.

Ничтожную часть их присвоив, счастливо Сито — Мозг человеческий.

Сознанье тупеет в мире самовлюблённых блаженных снежинок.

Боже! Пусть человечество избежит войны двадцатисемилетней,

Что предсказал к концу тысячелетия в стихах-шифрах Нострадáмус,

То новая раса и мир людей: высоких, низких и полосатых,

Когда нам явится Единая Вера в лике иного рожденья.

За секунду в людских душах и умах появятся миллионы мыслей.

Взирать на поток дивных картин в красках идей каждого Каждый сможет,

Как в мозгу одного организма иных восприятий жизни.

Из-за инертности колёс вековых привычек многие грешники

Или ж сойдут с ума, или, стыдясь обнаженья, сойдут к самоубийствам,

Коль преданность культу вчерашнего дня не примет Бога-Отца,

Всё сотворившего, Бога-Сына — Вселенную, где все измеренья

Да знаки в деленьи понятий Бытия, что в любви воплотились,

И Бога-Святого Духа, как единство Бога-Отца с Богом-сыном,

Но его мысли отвергли при жизни. Культам опасно спасенье

Из-за любови к предкам, пусть они, хоть как черти, дышат с образом Бога.

Бог один и неделим над всем этим: Отцом, Сыном и Духом.

EXIT next