|
|
ПРИЗВАНИЕ PUBLICATION
Гощу, гостит во
всех мирах высокая болезнь (Пастернак)
Трудно
дать название короткому отклику на книгу Александра Кирияцкого «На закате
эпохи». Поневоле — короткому, потому что уходить в глубины этой книги
нельзя: потянет на целую монографию, посильную лишь для такого
культурно-языкового многообразия, каким располагает этот едва достигший
тридцатилетия человек. Кто он по преимуществу? Лингвист, знаток группы
романских языков, старых и современных? Да. Но этим не исчерпывается и
малая доля того, что содержит в себе эта книга. Во всей своей полноте эта
книга, конечно же, не для так называемого «широкого читателя». Более того:
многие её страницы недоступны и для человека хорошо образованного и много
читающего, если он не коллега автора в области всей (подчёркиваю — всей)
романской филологии. По магистерскому диплому автор — специалист в сфере
французского языка и литературы различных эпох. В действительности же вы
встретите в книге комментированные автором переводы с испанского,
итальянского, французского — словом, почти со всех языков, имеющих своим
благородным предком и / или собратом латынь, литературную и разговорную. У
прекрасного поэта и переводчика Семёна Липкина есть такие строки:
«Отшумел, отгремел Капитолий // И не стало победных святынь.// Только
ветер днепровских раздолий // Ломовую гоняет латынь». Я вспомнила эти
строки Липкина (цитирую по памяти) потому, что в книге А. Кирияцкого тоже
звучат не трубноторжественные и скучнейше приглаженные переводы на русский
язык античных и средневековых стихов «высокого штиля», а живая, дерзкая,
озорная речь, которую Сю Липкин назвал «ломовой латынью», что не исключает
ни философской глубины, ни элегичности и серьёзности ряда текстов.
Переводы А. Кирияцкого — это
переводы поэтов поэтом, сохраняющие неподдельную свежесть и оригинала, и
его переложения на язык русской поэзии. Их поэтическое качество столь
очевидно, что, не имея понятия об оригинале, воспринимаешь перевод как
первичную художественную ценность. Книга для романоязычных специалистов
превращается в книгу для обширного круга не стиховедов, а стихолюбов. О
том, что А. Кирияцкий — поэт, свидетельствуют и его собственные стихи и
эссе. Они, не теряя своеобразия, то напоминают своей вольной манерой
прекрасную и загадочную «неуклюжесть» Заболоцкого, то становятся
лаконичными и отточенными, как японская танка, то обретают
«тяжёло-звонкую» мощь столь им любимого и так им глубинно изученного
античного стиха. У Кирияцкого — поэта и эссеиста есть вещи, на мой
читательский вкус, не вполне удавшиеся ему, но есть и по-настоящему
потрясающие. Вместе с тем он стоит перед серьёзной опасностью, одолевшей
немалое число талантов. Если он не привяжет себя к земле прочными узами
науки, то искусство, попросту говоря, его не прокормит, как не прокормило
оно, к примеру, баснословно дорогостоящего сегодня Ван Гога. Художники
редко умеют сочетать то, что кормит, с тем, что уносит в заоблачные выси.
Если у человека искусства нет хоть плохонького родового поместья, он не
должен пренебрегать наукой, отлично ему дающейся и способной предоставить
ему хлеб, кров и время для творчества. Я очень надеюсь, что наука и
поэзия поднимут А.
Кирияцкого, как два крыла, и тем самым он отстоит своё прижизненное право
на «высокую болезнь» искусства. Дора
Штурман,
женщина года 1991-92,1992-93 Кембриджского и Принстонского университетов в
книге «5000 персоналий мира» интеллектуальных лидеров. |