IlewV, ilewV, ilewV,

genou hmin, v pantwn anecomenoV     

kai pantaV ekdecomenoV.

[úлеос, úлеос, úлеос

гхену имúн о пáнтон анэхóменос           

кэ пáнтас экдзехóменос. ]

 

Благостный, благостный, благостный,

будь ты уж и нам, всяким, всевзирающим

и каждых принимающим.

 

(Ромáн Сладкопéвец')

(середина VI cтолетья от Рождества Христова)

 

На закате эпохи

 

Град Константина', богатств клад, дней семь крестоносцы кромсали,

Глуп император-предатель в бегáх, долг вернут, принц в опале!

Фóрумам трём Византии' из стáтуй — не быть! В идеале

Тёмной Европы смотрелись те, как грех с папско-римской морали.

 

Там золотые скульптуры на части рубили сначала,

В храмах полотна икóн сдирал нож, но глазáм было мало,

С площади каждой и башен, вонзя в умы змеи жало,

Их драгоценности варварски чернь для себя воровала.

 

Сто пятьдесят лет владели войска латинян Царегрáдом',

Восемь веков неподступным с жарким предсмертным распадом!

Но мусульмане из страха пред Ним звать Царьград стали адом,

В веке пятнадцатом в ночь надругались над крéстным обрядом.

 

В бывшей древнéйшей державе от дрязг да интриг царедвóрцев

Смотрят теперь минареты в акрополь времён чудотворцев...

Греки, сирийцы и áфры «За» иль «Против» иконобóрцев?

Вера арабская тех не страшит, как Россию месть горцев.

 

Третьего Рима в Кремле власть горит к Византии' спуститься!

Знать, коль Третьяковых дары в безвластьи, к нам войн колесница

Мчится, как турки в Стамбул, не китайских Ичкерий столица

Нынче Москва! Русь, проснись, возрожденьям темница

 

И нищета ты светил, чей восход аль закат? И небылица —

Рабской Эллáде град вселенский вернуть... Ведь искрится

Память под страхом с надеждой людской на счастливые лица

В Райской России, куда, как в Эдéм, русский сердцем стремится.