Демократия На закате эпохи Атланты Мирозданье Нострадамус: Центурия 1 и 2 На конкурс En français

EXIT (Я и моя мама у Римского Колизея в октябре 2003 года.)

Александр Кирияцкий

Специалист по Романской филологии ТашГУ,
МACTEP по Философии Университета Тренто
Сверху на рус. и снизу на франц. мои 2 дипл-е, слева диссертация по-ит. на 155 с.
Подтверждение второй степений Мастера по философии в Канаде
 Дoктopaнт по Философии Университета Mapкa Блокa в Cтpacбypгe
Проект доктората в Страсбурге по "Индивидууму и космосу Возрождения" Кассирера

 

Мой ответ эссе о феллашестве Александра Грищенко

во втором номере журнала

«Девушка с веслом» за 2005 год.

     Чей гонор?

Под гитарку Санджара пляши,

Компилятор ташкентской глуши,

Грищенко, заглушает твой гвАл-вся

Вселенная... – "Гришка, не вши,

Культы чешутся", – прыщ отозвался.

 

Что стихом своим жрал я народ

От старух до детей, идиот,

Лишь как ты, написал бы в печали

Обо мне, и пустил в переплёт,

С головы чтоб до ног оплевали.

 

Я поверил, что ты осознал,

Думал, понял, умишком сколь мал,

Что проснулась в убожестве совесть,

Но в замкнувшемся прежний нахал,

Та же зависть, досада и горесть.

 

Мои мысли ворует твой бред,

В оперном театре мой, право, дед

Свою оперу ставил с либретто

Сорок лет. Твоего деда нет!

Ho где он? Свет пока без ответа.

 

"Мальчик гибнет" – Кайдани Эльдар,

Ты украл Атлантиды пожар

Из моей диссертации, гнида,

Про Голохвастовa!.. Пар

Зря пускаешь для пышного вида,

 

Не спасёшь свой гнилой плагиат,

Обливаешь помоями, гад,

Мои мысли да творчество рьяно,

Без фамилии, мол, не горбат

Образ мой под клеймом "графомана".

 

Самовлюблённый, глупый индюк,

Чтивший признанных миром гадюк,

Подожди года два, мы поспорим,

Знай, из Страсбурга брошу на крюк

Гонор твой я признания морем.

 

Ты – графоман, ничтожнейший гном,

От меня, докторанта, жди гром

Защищающих честь мою в мире,

И тогда ты укатишь в дурдом,

Коль нужны тебе на-ноги гири.

А ведь три года назад я к нему обращался по другому; думал, что называющий сам себя в своём ЖЖ ЭГОИСТОМ СТРАДАЮЩИМ, червь-плагиатор, Александр Игоревич Грищенко, даст вразумительный ответ моим обвинениям в плагиате. Я не нуждался в его извинениях и самоунижениях. Просто просил полностью убрать из интернета абзац с недостойными и не заслуженными оскорблениями в мой адрес. Он знал, что я - член Союза Писателей Израиля, и что в Канаде я подтвердил свою кандидатскую степень. Он, как средневековый дикарь, сжираем завистью из-за того, что его кандидатскую выбросят со временем из сайта его аспирантуры, а мне, в противовес ему, подарили целый сайт при Университете Квебека в Монреале на много лет, где 200 моих фотографий, видео, 800 страниц научных работ на 4х языках. Олег Зоберн и другие говорили ему, что на этом моём сайте всемирно известная писательница с титулом "Женщина года" Принстонского и Кембриджского Университетов Госпожа Дора Штурман написала статью о моём творчестве. Она в конце этой стр. HTML, внизу. ЗНАЯ ЭТО, ОН НЕ ИЗМЕНЯЕТ ТОН и отрывок из моего известного стихотворения  под абзацем с дворовыми оскорблениями (конец 17ой стр. начало 18ой). Мне обещано убрать оскорбление моих дел и творчества, а не только мою фамилию. Начиная с осени 2005 на моём поисковике по прежнему: вождём в Ташкенте 90-х годов был городской сумасшедший Саша К-ий, морально изнасиловавший не одно поколение ташкентских литераторов. Никто из описываемых им ташкентских деятелей науки не добился того, чего достиг я. Ни Евгений Абдуллаев, ни Саид Янышев не получили иностранных дипломов ни в Японии, ни в Америке. Грищенко Саша отлично знал, что моя семья Хаэтов сделала немало для ташкентской культуры. Это доказывает колонка о моём дедушке "Творческое наследие композитора Вениамина Арнольдовича Хаэта". Но об этом у него нигде ни слова. Ибо о его деде ничего в интернете не существует, кроме разношёрстного списка скульпторов. А о моём довольно много. Вот его и одолевает зависть шизофреника чёрная, замкнутая сама в себе. Она заставляет Сашку Грищенко воровать у меня образы и по жизни меня копировать. Но при том лицемер упоминает, что имя ташкентской консерватории носит имя Мухтара Ашрафи, хотя знает о нём правду. В той же самой колонке о моём дедушке я рассказываю про Ашрафи настоящего:

Энциклопедия пишет, что с 1912 по 1975 год жил "великий" узбекский композитор по имени Мухтар Ашрафи. Жаль, забыто, что после реабилитации при Сталине опальных композиторов: Василенко, Козловского и других, подлинного Ашрафи во плоти исключили при Хрущёве из Союза Композиторов Узбекистана. Причина тому - тогда победа на суде ещё не умершей жены Василенко. Она доказала непричастность настоящего Мухтара Ашрафи ко МНОГИМ МУЗЫКАЛЬНЫМ ПРОИЗВЕДЕНИЯМ "НАПИСАННЫМ ВЕЛИКИМ УЗБЕКСКИМ КОМПОЗИТОРОМ МУХТАРОМ АШРАФИ", которые он потом отредактировал, предав им восточный колорит. При Брежневе, за деньги, Ашрафи снова превратился в ВЕЛИКОГО УЗБЕКСКОГО КОМПОЗИТОРА. После смерти жены Василенко: Ашрафи сделался "ПЕРВЫМ СОАВТОРОМ" многих музыкальных произведений, купленных им у умиравших от голода при Сталине "врагов народа". Может потом он что-то и сам написал, вроде узбекских песен. Большая часть композиторов, работавших на него не захотела или просто не получила возможности доказать вынужденный рабский труд их души и рук на "сочинения Ашрафи". С ними у Ашрафи "соавторства" официального нет. Ашрафи единоличный властитель этих музыкальных произведений. Можно посмотреть сноску о некоторых "соавторствах", которые своё соавторство доказали: Это Козловский и Василенко. Отсутствие "соавторства" у других произведениях до 1956 года заставляет вспомнить несчастных, которые его простили. Трудно судить, сам Ашрафи написал "свои сочинения" после 1956 года или купил их у материально не обеспеченных точно таким же образом, как и при Сталине.

Таким людям необходимы дутые культы, но ни в коем случае ни таланты. Я хотел бы верить, что заимствования Александра Игоревича Грищенко, ниже описанные, "мистическое" совпадение и, Александр Грищенко меня оскорбил под влиянием "детства". Но после его "извинений" я разве могу поверить, что ему дороги эти несколько строк гадостей? Глупо думать, что он считает собственные статьи "БОЖЕСТВЕННЫМ ОТКРОВЕНИЕМ". ТРЕЗВОМУ КАНДИДАТУ НАУК УБРАТЬ НЕСКОЛЬКО СТРОК НИЧЕГО НЕ СТОИТ. ЕСЛИ ОН ИХ УБЕРЁТ, ПОЙМУТ, ЧТО Грищенко УКРАЛ ОБРАЗЫ НЕ У ГРАФОМАНА, И ОН, Александр Грищенко, БЕЗ ЗАЩИТЫ.

Я решил оставить прежнюю статью том состоянии, в каком она написана в 2005 году, когда я ещё верил в возможность человеческого общения.

* * *

К проклятью в пытке ощущался смрад,

В шестом столетьи казнью Рим объят,

От лангобардских мечей, оставив ад,

Чужим ушёл Венaнций Фортунaт'.

 

Коль жгли пожары у бродяг былых эпох

Закат поэтов, где последний вздох

Издаст носитель готско-римских крох,

У Муз искавший в галлах, что даст Бог.

 

В ночь из последних римских могикан

Нёс миру память из забвенья стран,

В нём меркли: Кар, Овидий, Юлиан

Над временем рабов вселенских ран.

 

Друг-Гeрман из Парижа жизнь дарил! —

Ему путь ввысь средь смут и Муз могил,

Венанций Фортунат им признан был,

В творце узрел принц красоту светил.

 

Вот в век пластмассовой души взвой, волк,

Зверь-раб, отвергнув пласт из лет, умолк.

Стих уж ничто!... Мир — от первобытных полк

Увeрит в мифах войн, не взятых в толк.

 

О варвар голливудских диких драк,

Пьёшь кровь, ведь это троглодитов знак,

Что хуже лангобaрдов кoзней. Мрак:

Лелеять культом не жиренье, рак.

 

Пусть я никто, мои стихи — не дым,

Не верить в чудо?.. В путь к местам святым!

Где, может быть, закатом огневым

Жизнь дaрит миг под именем моим.

 

Мои стихи толпа предаст земле,

Но, от зари на огненном крыле

Влетев в мой мир, поймёт меня в золе

Мой Герман Франк вдруг в озарённой мгле.

 

Это стихотворение, меня, Александра Кирияцкого,

должен помнить с 1998 года Александр Грищенко,

 

 

к которому обращена эта статья.

 

«Безгласен стоял Говорящий громами, и без слова – тот, кто есть слово». «Уловляющий в плен мудрецов совершил свою победу через молчание». Для этого поведения Христа, долженствовавшего стать этической нормой поведения, византийские экзегеты указывали, разумеется, мистические основания, но на ряду с этим – вполне практические причины, лежащие в социальной плоскости: «Научимся и мы отсюда, чтобы, если будем находиться перед неправедным судом, ничего не говорить..., когда не слушают наших оправданий». Когда суд «неправеден» и человек отчётливо видит свою незащищённость, когда слово всё равно не будет по-человечески расслышано, только молчанием ещё можно оградить последние остающиеся ценности… Для эллинов «не обращённых» отсутствие красивых предсмертных изречений Учителя – просто глупость, доказательство невысокого духовного полёта новой религии. Они были не совсем неправы, когда ощущали за этим самочувствие изгоя, оказавшегося вне прежних социальных гарантий…в мире, где высшее благо – ничего не бояться и ни на что не надеяться. Если мы приглядимся к этому миру попристальнее, мы заметим любопытную его особенность: по своей смысловой структуре он похож на круг, у которого нет центра…( Сергей Сергеевич Аверинцев: «Поэтика ранневизантийской литературы», гл. «Унижение и достоинство человека». Стр. 74, Москва, Coda 1997)

Этим философским отрывком из книги моего кумира – начало моего ответа на оскорбление. Сейчас я ещё больше осознаю ценность лекций по «Свету невечернему» Сергея Булгакова о византийских поэтах и философах и по буддизму о сущности небытия в центре, которые нам, аспирантам магистратуры философии Университета Тренто, в 2003 году читал профессор Джузеппе Бескин, руководитель моей диссертации 2004 года. Александр Грищенко вынуждает меня написать ему ответ с точки зрения сегодняшнего подхода. Я вспоминаю курс по философии модернизма и современности профессора Пирлло по книге Сартра «Бытиё и ничто». Для меня нет личности и её имени, для которой я – феллаш, нить потерявшаяся во времени, выродившаяся в это ничто. Для сравнения с пустотой в центре – тенью взяты египтяне христианского вероисповедания.

Я хочу к концу жизни сделать нечто похожее на «Деяния Диониса» Нонна Понаполитанского, копта по происхождению одного из тех, кого осуждает тень. Он родился и жил в Египте на закате там власти и культуры Византии. Для него родным языком стал не язык его нации, а греческий. Через несколько десятилетий придут арабы, и многовековое наследие действительно будет растоптано, выродится в это самое феллашество и исказится переводами на арабский. Но переводами из античной классики, только не из византийской. Обо всём об этом упоминается в моём стихотворении «Не духовной кончине Сергея Сергеевича Аверинцева» в сносках под номерами 6-13. Оно специально рассчитано на первоначальное недопонимание, обо что спотыкается «в истошном самолюбованьи» тень после его беглого прочтения. Я думаю, что оно явилось исходной предпосылкой для сравнения меня и коптов. Это стихотворение, специфическое посвящение – состоит на восемьдесят процентов из цитат самого Аверинцева. Их объединяют разные метрические формы и противоречивые чередования рифм для каждого четверостишия в отдельности. Стихотворение смотрит одновременно в трёх направлениях.

Первое, оно строится по типу «Медея» африканского поэта Гозидия третьего столетия от Рождества Христова, которая полностью из цитат «Энеиды». У меня роль Вергилия взял русский мыслитель Сергей Сергеевич Аверинцев.

Второе, оно иносказательно намекает на идентичные социальные, литературные и языковедческие проблемы шестого и двадцать первого веков одновременно.

Третье, стих показывает в честь Аверинцева, что нагромождение противоречивых образов, не связанных смыслом, ведёт к совершенно новому их толкованию.

Положим, Нонну надо назвать девичьи волосы, и он изъясняется так: «блуждающий грозд глубокошёрстной гривы». Это как бы метафора в квадрате: «глубокошёрстная грива» — метафора человеческих волос, но «блуждающий грозд» — метафора «глубокошёрстной гривы». Было бы заблуждением, если бы мы вообразили, будто Нонн хочет внушить нам пластически наглядный образ кудрей, извивы, которых, скажем, похожи на выпуклости виноградин в тяжёлой массе грозда. Установки поэта не таковы. Когда он в других местах называет пловца «влажным пешеходом» или говорит об Августе, взявшим в руки «узду скипетра», он не создаёт наглядности, а скорее умышленно разрушает её. Так и здесь: «грозд» помянут не потому, что он похож на волосы, а едва ли не потому, что он на них не похож. (ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, глава Мир как загадка и разгадка стр. 143, Москва, CODA 1997 )

Для меня родной язык – русский, также православной страны, в которой я никогда не жил и поэтому мой язык, может, благодаря влиянию итальянского, французского, испанского, латыни, греческого, английского и иврита, отличается от языка коренных россиян, как язык Нонна не такой, как у грамматиков эллинов того же времени.

Тень жалуется на забвение предков. Но я далеко не забыл ни своих предков, ни всемирное литературное наследие, так необходимое русской литературе, о чём пишу в своей поэзии на русском и итальянском языках.

Кому она не нравится, как не нравится Нонн, пусть просто её не читает, но не оскорбляет собственным пренебрежительным и самовлюблённым отношением для самовозвышения, которые заставили вернуться к воспоминанию о моём Египте. Я оставил его шесть с половиной лет назад. Это Ташкент, которым в 1983, в год рождения тени, я, в теле 13 летнего подростка, восхищался и считал этот город родиной. Туда в 1918 году бежали от большевиков родители моего отца Вадима Петровича Кирияцкогo, дворянин Пётр Михайлович Кирияцкий и графиня Галина Павловна Чеспеякова-Иваницкая. Её рисунки, написанные в Смольном, —Дворце Благородных девиц лежат в сайте моей мамы Нины Вениаминовны Хаэт в файле «Добрая память». Кирияцкие были расстреляны в зиму с 1917 по 1918 все, кроме моего деда, чья мама оделась простой крестьянкой и бросилась в ноги Крупской. Ей поверили, что барин насильно её принудил к сожительству.

Павел Чеспеяков, мой прадед, шорец по происхождению, владелец многих золотых приисков Урала также расстрелян. Жизнь Иваницких описывается у Мамина-Сибиряка, за это моей бабушке запретили навсегда учиться даже в училище.

О моей бабушке по маме Галине Еремеевне Цветковой, моя мама рассказывает в своей автобиографии.

На четверть телесно я еврей, но духовно, не иудей, а еврей-космополит c Христом я полностью. Вся жизнь моя сосредоточена на памяти о душе моего милого дедушки Вениамина Арнольдовича Хаэта, папы моей умершей мамы – самомого главномо, самого любимого человека её жизни, в своё время всесоюзно известного пианиста, дирижёра и композитора. Его музыкальному наследию на 900 и более минут я посвящаю всё своё существование. Пока можно прослушать в интернете только 120 минут его музыки. Его кровь – чистая, прекрасная моя четвертушечка в трёх четвертях дворянской, с 1917 года волей рока отвергаемой крови. Пока я немного хуже всех четырёх сторон моих предков владею французским языком, хотя говорю без акцента, но читаю книги иногда со словарём, и это не помешало мне оказаться c января 2006 года в числе семинаристов по педагогике, чтобы получить право на преподавание в Канаде.

Но нет кто я, магистр философии Университета Наук Тренто (Universita' degli Studi di Trento), никому ненужный специалист по Романо-германской филологии ТашГУ, или израильский мойщик полов. Я человек, который имеет право на жизнь, антипод тени.

Я стремился быть ближе к противоположностям, к сильным душам таким, как Эльдар Кайдани, племянник знаменитой балерины из Ташкентского театра оперы и балета. Он умер 10 с половиной лет назад в полном сознании и в кристально чистом рассудке от рака мозга. Нейрохирурги ему сказали, что он проживёт максимум 3 месяца. Он ушёл в потусторонний мир через месяц. Всё это время Эльдар не рыдал, а писал стихи и научные работы по истории. Родители издали посмертно сборник его сочинений в Казани.

 

Ушедшему в 35и летнем возрасте к космосу, к Музам

Эльдaру Кайдaни

 

Поэт-историк жаждал жить, но знал, что умирал.

В сознаньи в свой предсмертный час сказал: «Я умираю».

Он был спокоен, глядя внутрь миров, в звёзд идеал.

Смеясь, он жил! Вот миг... дух мчится через трансы к раю.

 

Крушa богатый миром мозг — шквал, из бездн океан,

Чьё мужество — бесценный шар для ангелов Вселенной,

Не душу, только тело, рак бессильно взял в капкан.

Спасеньем смерть за ним вошла — покинуть мир, прах тленный.

 

Он необычный, как и всякий, кто перешагнул

Шкалу из рабства созданной реaли в отраженьи,

Трёхмeрность правил, что лишь жаждет прежних культов гул,

 

Проклятье серых будней на всепризнанном скольжeньи.

Ему земные склоки — просто пыль, тот вихрь уснyл

В стихe-раздумьи неба чистоты во всепрощеньи.

 

(Александр Кирияцкий «На закате эпохи»)

 

Он ходил со мной в музей Есенина, где находился тогда Русский культурный центр Узбекистана. Им руководила Альбина Витольдовна, будущий любимый наставник тени. Альбина Витольдовна знала, что Эльдару – жить не более трёх месяцев. Он просил разрешить ему читать свои стихи наравне со всеми. Но для неё он – сумасшедший, который не имел права на это – в последние месяцы жизни. В отсутствии Эльдара, за месяц до и после его неожиданной смерти, я её спрашивал: «Ведь Вам скоро 70. Вы не боитесь Бога?» Сейчас, когда ей скоро 80, наверно вот-вот она встретится с Богом и в нём с многомерным радужным сиянием души Эльдара. Что она сможет ему противопоставить? Эту тень, которая неизвестно почему пишет в одной из своих поэм о «смертельно больном мальчике»?

 

Как огромен их мир! — застеклённая тёплая спальня,

Где живёт тихий мальчик, и мама зовёт его Димой.

Он мечтает о Марсе, читает роман завиральный,

Но в больнице сказали: он болен неизлечимо…

 

(Александр Грищенко «ПАУКИ И МУХИ I» )

«Первые» всегда соответствуют норме, даже если это вне правил нормы. На пример, полуофициальный день Рождения Гитлера, который в середине 80 х годов преподаватели не могли запретить праздновать ученикам сто десятой школы Ташкента, как привилегированным детям высших партийных работников.

В Ташкенте есть три типа элитных школ. В первый входят две школы для юных одарённых музыкантов: имени Успенского – возле старого ТашМИ, и Глиера – недалеко от ТашГУ. В них учились лауреаты международных конкурсов. Среди них пианист Алексей Султанов – первый из ташкентских исполнителей, навсегда признанный в Америке. Их закончили выдающиеся пианисты Эльдар Небольсин и Станислав Юденич – лучшие студенты профессора Башкирова при дворе испанской королевы в начале девяностых. Сегодня они оба считаются ведущими американскими пианистами.

Несколько меньшего мирового признания добился Улугбек Палванов, мой хороший друг. Он теперь гражданин Германии. Так же не могу забыть выпускников этих двух школ – скрипачей Махаила Кибардина и Руслана Асанова. С Русланом я дружил так же, как с Улугбеком. И Руслан, и Улугбек часто гостили у меня дома. Улугбек часами играл на пианино моего дедушки знаменитой марки «Красный октябрь» по типу «Беккер». Одиннадцать лет назад Руслан уехал по контракту в Испанию. К сожалению, я потерял связь с ними. Эти музыканты – добрые, открытые и далеко не тщеславные, не высокомерные личности.

Ко второму типу элитных школ относятся гимназии с языковыми уклонами: английским, немецким, французским и так далее.

Третий тип возглавляет сто десятая, выше упомянутая школа, которую заканчивает тень и через шесть лет вынуждает меня на этот ответ. В той школе ученики могут хватать за нос учителей, кричащих от боли, и водить по классу, как рабов. Как бьют там, тень не знает? Сто десятая – место, где учатся прототипы персонажей прекрасного сериала 2002 года «Чёрный ворон». Дальше описывать ненужно.

Похожими на тень, мне показались дети близких к Лукашенко, которые учились в Тренто на факультете математики.

Они сконцентрировались вокруг российского лауреата Нобелевской премии знаменитого физика Питаевского. Он из двух предложенных ему, как преподавателю, университетов Оксфорда и Тренто, выбрал Тренто – то, что говорится здесь, что никто туда его не приглашал, – такая же ложь, как информация тени про меня.

Я случайно познакомится в автобусе с женой Питаевского, простой милой пожилой женщиной, абсолютной противоположностью гордого молодёжного общества.

Я в Италии сдал экзамены пока почти на 309 кредитов. Я доказал, что за проект диссертации маcтера 2002-2004 а о русском Данте, Георгии Голохваством, авторе эпопеи в стихах «Гибель Атлантиды» я не зря получил премию в 15 000 евро, разбитую на стипендию по 602 с половиной евро в месяц, с бесплатной двухлетней учёбой, отдельной квартирой со всеми удобствами на улице Ченто Кьяви 18/3 и ещё бесплатной медицинской страховкой.

Я объяснил, как и почему российские критики из «первых» решили, что простой русский человек должен ассоциировать лидера Ревнителей Русской Изящной Словесности лишь с образом пройдохи Голохвастова из фильма «За двумя зайцами». Я смог показать широчайший круг литературных и философских влияний итальянского, античного, немецкого и восточного наследия мировой культуры на русского гения. Царская семья и белогвардейская элита ждали, что «Гибель Атлантиды» критики начнут сравнивать с «Освобождённым Иерусалимом» Тассо или с «Божественной комедией» Данте. Её влияние я показал в анализе 24 фрагментов из «Ада», «Чистилища» и «Рая». Это – ответ «первым», которые захлёбываются в лаудах друг другу.

Тень с жадностью читает долго открываемую на narode.ru ложь обо мне Миши Пундика (А. Свердлова), которому три с половиной года назад Эли Ицкович Бейдер ответил в газете «Новости недели» Израиля. Кирилл Асланов сказал, что с «жёлтыми» он не связывается, как с директором моего Ульпана. Если хочет спросить о предисловии, пусть приходит к нему на кафедру французского языка по адресу: Cyril Aslanov, Mont Scopus, Dep. of Fr. l., 91905, Jerusalem.

Тень в 2004 году отлично понимает, что первая по счёту статья Миши Пундика в каталоге «Яндекса» с моей фамилией – ни что иное, как реакция в интернете, на третью по счёту там же, статью леди Престона и Кембриджа за 1992-1993 годы, Доры Штурман. Но если тень не знает, кто такой Пундик, почему не вставляет его имя там же, где меня оскорбляет?

Мои две встречи с Александром Грищенко состоялась в 1998 году. Я восхитился и сказал много хорошего четырнадцатилетнему юноше о его стихах про Древний Рим и его работах над «Жизнью 12 цезарей» Светония.

Я это делал как профессионал по истории древнеримской литературы с дипломом 1995 года, переводчик Вергилия, Горация, Овидия , и т. п., теперь с 2003 года не только на русский, но и на итальянский. За всё это, почти через 8 лет Александр Грищенко вставил и не убирает из своего эссе обо мне сплетню. Это делается для публичного оскорбления меня на весь мир, не смотря на то, что он видел в 1998 году мою дипломную работу ТашГУ по истории литературы и лингвистики древнего Рима.

В своей автобиографии Грищенко пишет: «Это был год, наверное, 96-ой. Тогда я был без ума от древнего Рима и начал писать «Историю династии Юлиев-Клавдиев»: сидел в библиотеках, штудировал Светония, Тацита, Тита Ливия, Аппиана, записки Юлия Цезаря, рисовал на больших ватманских листах карты Рима, Галлии, Италии. Но из этого ничего не вышло. Работа зашла в тупик, ибо умные люди объяснили, что так настоящая история не пишется и настоящая литература не творится. Но произошло нечто спасшее мою будущую писательскую славу…» ВАУ! ВАУ!

Для тени все всё должны и сам мир обязан своим существованием! Тот, кто ему делает добро, обязан гордиться, что ему удостоена, была такая честь. А тот, кто делает зло, как Гитлер Сталину, оказывается, вершит добро. Те «умные люди», которые знают, «как литература творится» наверно имели берлинские дипломы докторов по классической филологии?

ЕГО ПИСАТЕЛЬСКАЯ СЛАВА обвиняет меня в том, что я руководил ташкентскими феллашевцами. Так же, как о сплетне, тень слышит звон, но не знает, где он. Я никогда не возглавлял ничего из-за недостатка времени. Но к столетию Федерико Гарсии Лорки, через пол года после двух наших встреч, оказалось, что в Ташкенте всего два переводчика Лорки. На узбекский – Шафкат Рахмон, а на русский – я.

Ташкентская консерватория мне, как внуку композитора, предоставила малый зал. Госпожа Балич, преподаватель испанской литературы в ин. яз.-е дала оригиналы и мои переводы своим студентам, чтобы их читали со сцены. Во втором отделении все туда пришедшие поэты могли читать свои стихи залу. Так мне захотелось. И всё, за последние восемь лет я ничем больше, связанным с поэтическими вечерами, не занимался.

Когда я учился на третьем курсе Романо-германской филологии ТашГУ, я познакомился в 1992 году с бардом, поэтом и прозаиком старше меня на 6 лет, Игорем Левченко. Это действительно талант. Уже в 28 лет он написал 1000 песен-стихов. Я хочу по памяти процитировать две песни Игоря Левченко, хорошо известные московским ташкентцам в противовес тем, для которых существуют лишь признанные.

 

Говорил Заратустра: «Дай мне грязь!»

Но где то место, где можно упасть?

Но ещё не рождён великий Брут,

Которого кумиром представит плут.

 

Я Вам не скажу, ну и мне наплевать,

На то, что вы в храме изволили ссать.

Я ухожу в другую страну,

На другую межу.

 

Извлёк Заратустра последний пятак,

Сказав, что жизнь наша это – горе и мрак.

Орёл и змея, седовласый старик,

Я помню истории жалобный крик.

 

Альтер эго собирается в путь,

Альтер эго – великое счастье,

Попробуй в зеркало взглянуть,

И ты увидишь, какой ты мастер.

 

(Игорь Левченко, 1993 год)

 

И

 

У Марго получают призы

Невозможность добра и застои,

Кто-то вечно роняет весы

И копейку предательства стоит.

Я там был, видел власть и игру,

И внезапно назвался любовью.

Только жизнь не красна на миру,

И душонка окрасилась кровью.

Но внезапно, средь белого дня,

Я увидел Вас, леди, Татьяна,

Вы пришли и, Марго заслоня,

Нанесли мне любовную рану.

Я всё ныл. Измывался везде,

Говорил, что предательство свято,

И что нет его вовсе нигде,

И врага принимал я за брата.

 

(Игорь Левченко, 1993 год)

 

Это большой минус любого человека, когда он врага принимает за брата.

Сейчас через друга в Ташкенте я постараюсь отыскать Игоря Левченко, чтобы он прислал в Канаду последние свои магнитофонные записи. Я переложу их на МР3 и постараюсь сделать его собственный музыкальный сайт на зло «первым».

Лирики такие, как тень, ненавидят сюжетное повествование в поэзии как явление. Это явилось основной причиной, почему в прошлом Георгий Голохвастов не заслужил популярности среди русских критиков, как Гиппиус и её муж Мережковский, хотя в узких кругах Георгий Голохвастов был известен всегда.

Мауро Мартини, профессор по русской литературе Университета Тренто, оппонент моей диссертации мне говорил, что она найдёт немало врагов среди поклонников традиционной лирики ХХ века.

Я думаю, именно поэтому тень меня называет не должным образом. Возьму, как доказательство одно из стихотворений тени, которое наверно всё объяснит, и попробую доказать, что тень есть тень.

 

Александр Грищенко:

 

*   *   *

 

Время сжимается — кто-то огромный

Наматывает ремень годов и столетий

На волосатую руку. (Глаза его — домны,

Волосы его — чугунные плети.)

 

И на этом ремне Атлантида тонет,

И пылают на нём еретики и Троя,

И в печах человеческий пепел стонет,

И парят над Голгофой трое.

 

Но ремень накручивается неукротимо

Силой великой и страшной обиды:

Хрустит не сахар — а мрамор Рима,

И в руку впиваются пирамиды.

 

И эру за эрой он на руку вяжет,

И чует он веком, чудовищно кратким,

Что этим ремнём он удавит себя же, —

И хлещет от злости по чёрным лопаткам.

 

(Ташкент, ноябрь 1999, Александр Грищенко)1

 

Парень начитанный.

Но мне, как учёному, надо отделить талантливого поэта, прозаика и аспиранта от маленького завистника и частичного компилятора из «первых».

Он пишет о связи распятия и Атлантиды через христианскую обрядность, которую заимствовал, не у Голохвастова ли? Мне ли не знать?!

 

 

«Гибель Атлантиды» глава сорок третья на 223 странице издания «Ревнителей Русской Изящной Словесности» 1938 года в Нью-Йорке:

 

Два чистых духа, в их детстве – одном,

Раздельно-общно сливаются с Третьим

В двойном единстве, как Триипостась

Тройным единством предвечно слилась.

И Третий – высший – слиянием этим

В меньшом, но равном – едино двойном.

Святит бессмертье крещеньем эфира,

Крещеньем в даре духовного мира,

Крещеньем света в дыханьи живом.

 

Что за «огромный и столетний наматывает ремень… и на этом ремне Атлантида тонет» у тени? Не украден образ последнего жреца бога Ра, который у Георгия Голохвастова в старости рвётся к бессмертию? Жрец хочет достичь вечности жертвоприношением близнецов и провоцирует этим гибель Атлантиды. Лишь петлю бечевы тень заменяет ремнём. Близнецы принимают смерть опять же через интерпретацию образа распятия на 231 странице:

 

В порыве страстном у Ложа Святого

Царевич встал в головах ко кресту;

Царевна против, в ногах, у другого.

 

Но туго к брусьям петлёй роковою

Я кисти рук их вяжу бечевою

И в путы ноги беру у колен,

Крепя надёжно узлами у древа.

 

Почему это – ни образ отрицательной разрушающей энергии, ни машина между разными пространствами, ни дьявол с конкретным именем у тени, а именно «он», старец, но ни вечный, и ни многотысячелетний, и многомиллионолетний, а именно умерший и потому вечно в столетнем возрасте и он для нас без имени, повинный в грехах истории человечества? На этот вопрос ответит четвёртая глава «Гибели Атлантиды» Георгия Голохвастова на сорок первой странице:

 

А имя?… Имя, жившее встарь

Мой образ в звуке, безмолвием ныне,

Как смертью, взято и скрыто в пучине.

 

Блажен, прекрасен бессмертный удел

Имён, живущих величием дел,

На благо мира свершённых. Но разве

Я мог бы имя оставить векам,

Чтоб въявь, подобно гноящейся язве,

Его бесславье ползло по строкам

В правдивом свитке минувших сказаний,

Чтоб в чёрном ряде преступных имён

И в жутком цикле людских злодеяний

Я был страшнее других заклеймён

Клеймом позора, как тяжкой печатью,

И в мире предан навеки проклятью?

 

Почему образ у тени «стонет»? Именно под впечатлением от главы сорок седьмой на 239 странице «Гибели Атлантиды»:

 

Царевна снова вздохнула со стоном,

Томясь ознобом в тяжёлом жару;

В бреду бессвязном царевич сестру

Любовно кличет… С престола беру

Я чашу крови с уставным поклоном:

Над ней лучится сиянья венец.

И крепким белым пером лебединым,

В крови смочив очинённый конец,

Двойное имя я знаком единым

Сестре и брату черчу на челе.

И твёрд мой голос: «Как был на земле,

Так в небе будь их удел одинаков!

Великим Словом зарок мой заклят!…

В тиши, печати начертанных знаков

При робком свете, как язвы, горят…

 

Потому тень и вставляет в свой стих образ Георгия Голохвастова, Что этим ремнём он удавит себя же, а человеческий пепел, к которому лишь потом добавляются «печи», рождается у тени согласно главе сорок восьмой на 242 и 243 страницах:

 

С улыбкой тихой лица неживого,

В объятьях смерти царевна была

Нежна, как грёза, как мрамор, бела;

Избыв страданья пути рокового,

Царевич отрок застыл у креста;

Во сне последнем его красота

Дышала тихим блаженством покоя…

Но страшен яд смертоносной Воды:

Прошли, как вихрь, разрушенья следы,

Свершилось тленье без смрада и гноя – (тоже, что делают и «печи»)

Тела детей, на глазах у меня,

Распались, плавясь, как воск от огня,

Топясь, как лёд под угрозою зноя.

И в быстрой смерти земной красоты

Был яркий образ житейской тщеты.

 

Тень вещает за последнего жреца бога Ра: И чует он веком, чудовищно кратким, Что этим ремнём он удавит себя же. Заимствуется «прекрасно» без сносок предчувствие из главы сороковой на 206 страницы той же «Гибели Атлантиды»:

 

А в нижнем храме, пред тёмным престолом

Бессмертья тайну лелея в себе,

Я жрец верховный, в сомненьи тяжёлом

Один томился в душевной борьбе…

 

Слабея духом на грани последней,

Пытал тревожно я совесть свою:

Победы ль меч я бесстрашно кую,

Иль верю в призрак несбыточных бредней;

В своём стремленьи к спасению всех

Свершу-ль я подвиг, безумье иль грех?

 

Откуда идут перечисления исторических ужасных событий, сцепленных грехами виновного? Не из первой ли главы эпопеи Голохвастова на странице 19?

 

Но жутко слиты химеры утопий,

Искусств и знанья изысканный культ

С огнём пожаров, с угрозою копий

И грузным лётом камней с катапульт.

 

Идут фаланги; грохочут квадриги.

Дают отпор легионам орды.

Защита чести под знамя вражды

Зовёт вассалов; во имя религий

На брань скликают и Крест и Луна;

И в жажде славы Цари и стратеги

На бой ведут за собой племена.

Народ встаёт на народ, и война

Заветы правды попрала и стёрла.

Весь мир охвачен похмельем борьбы…

И словно вопль из единого горла,

Несутся стоны, проклятья, мольбы.

 

Откуда тень Наматывает ремень годов и столетий?

С 21 страницы той же первой главы, где время чередует исторические события. Оттуда связь между Атлантидой и Голгофой:

 

Чреда событий. Столетья-минуты

Бегут, как цепь неразрывных колец:

Бегут и гибнут. Вот грозный Кортец,

И царства майев несчастный конец; (впиваются пирамиды)

Вот крест Голгофы, позорный и лютый;

Уста Сократа над чашей цикуты,

Псалмы Давида средь стада овец,..

 

Благодаря чему злость хлещет себя? Не благодаря ли концу сорок шестой главы на 236 странице?

 

Я понял муку. Но чужд сожаленья,

В прозреньи вещем, отраде творцов,

Окинул взором, как образы тленья,

Плотские формы четы близнецов.

 

Их пыл погас. Истомили их путы;

Им жар недужный уста иссушил;

В глазах страданье; под узами вздуты

Отёки кровью налившихся жил.

 

Третья завершающая часть эпопеи на 253 и 254 страницах служит источником образа, который себя хлещет, но не от злости, а лишь от отчаяния с он веком, чудовищно кратким. Отсюда же еретики, которые отражают «мага-сикофанта»:

 

Чтоб вдруг узреть позор неудачи,

Паденья стыд, и бесславье греха,

И гибель стад по вине пастуха!…

В какой гордыне я мог, как незрячий,

Отдаться власти бездушных стихий

И кровь на совесть принять?… Величаво

Звучит из мрака времён: – «Не убий!…»

Но жрец последний, увенчанный славой,

Я то нарушил, как маг-сикофант,

Что свято чтил первобытный атлант…

 

Стр. 256

 

«Незримый в Диске! Твой суд правосудный

Уже свершила природа-тинан.

Пусть я погибну за шаг безрассудный,

Пусть тонет падший несчастный Ацтлан

И гордый остров, служивший нечестью…

Но мир… но мир обойди Своей местью.

 

 

 

…Как будто гром над Землёй прогремел,

Могучий страшный и слышный повсюду:

«Я был, я есмь, я во веки прибуду,

Един бессмертен т целостно-цел!»

 

По сюжету за этот грех Бог спас мир, так же согласно прямому заимствованию Грищенко у Голохвастова, но не обошёл мир Своей местью, и поэтому столетний со своим веком, чудовищно кратким повинен во всех страданиях и грехах истории человечества.

 

Свершилось!… Грех мой на вечной скрижали!…

А звёзды гасли, и тихие дали

Встречали утро: уже янтари

У врат востока несмело дрожали…

 

Спрашивается откуда у Грищенко связь между Атлантидой и Римом. Источники – «Гибель Атлантиды» Георгия Голохвастого и «Сатирикон» Петрония. Сравним Рим из «Песни о гражданской войне» CXIX Энклопия в «Сатиконе» с главами девятнадцатой и двадцатой «Гибели Атлантиды». Оба произведения используют очень схожие описания грехов, непобедимых войск и городской роскоши. У меня в диссертации над единственной картинкой Древнего Рима латинский текст фрагмента из этой песни, для сравнительного анализа.

Откуда же у тени образ Трои, связанный с очень известным мне напевом и чередованием гласных долгих и кратких? Здесь может запутать то, что количество слогов тень почти никогда не соблюдает. Но напомню до мельчайших подробностей первые 30 минут нашей первой встречи в 1998 году. Мы выходим из русского культурного центра, переехавшего из музея Есенина в пром. тех. училище, напротив гостиницы Узбекистан. Направо лестница, на ней я читаю три стихотворения. Первое с эпиграфом Вергилия в моём переводе с латыни, второе то, которое стоит в самом начале моего вынужденного ответа.

Третье, по тексту, напечатанному на принтере, с Пейдже Мекера 6.0, там, где ручкой мной после был сделан ряд исправлений, я рассказываю, а тень читает глазами, в оригинале и в моем собственном переводе сонет Лопе де Веги:

 

Árdese Trоya

 
Árdese Troya, y sube el humo oscuro

Al enemigo cielo, y entre tanto

Alegre Juno mira el fuego y llanto,

!Venganza de mujer, castigo duro!


El vulgo, aun en los templos mal seguro,

Huye, cubierto de amarillo espanto;

Corre cuajada sangre el turbio Xanto

Y viene a tierra el levantado muro.


Crece el incendio propio al fuego extraño;

Las empinadas máquinas cayendo

de que se ven ruínas y pedazos;


Y la dura ocasión de tanto daño,

Mientras vencido París muere ardiendo,

Del griego vencedor duerme en los brazos. 

 

Сгорает Трoя 


Мрачно там дым поднимается, сжигают Трoю,

Под врaжескими небесами в победе таланта,

Во славе Юн взирал огонь очaми гиганта,

Плач — жeнщины местью — кaра герою.


Простые шли в храм, слабa верность чья, я не скрою,

Жёлтого цвeта страх поэта-музыканта,

Бьёт, свернувшись, кровь у тумaнного Ксaнта

Снисходит на землю, вздымáющейся стенóю.


Сблизятся пожары в городе с огнями чужúми,

Огрóмнейшие машины ломaя,

Они ведут к руинам в проклятьях.


И жестокой судьбoй с расправой над ними

Там, побеждённый, Парúс гибнет, сгорaя,

У грека-победuтеля спит в объятьях. 


(Поэтический перевод с испанского А. Кирияцкого)

 

Понятно, почему он меня ненавидит. Маленькое стихотворение Грищенко без пометок о его заимствовании – мимолётная, бесформенная тень «Гибели Атлантиды», меньше даже, чем у Мережковского посвящёние Уголино, но там источник «Божественной комедии» Данте указан. А у тени, откуда эти образы?

Я же – городской сумасшедший!

Тень понимает: «Голохвастов – не Пушкин! Про него никто не верещит: «Гений! Гений! Гений!», поэтому упоминать его имя не следует». Мало ли, что я показывал, говорил об этом, кто знает? Представляю, как тень вскипает, когда видит диссертацию в интернете «Cаши» Кирияцкого по Голохвастову! да ещё в Италии, где «Саша» сравнивает образы Голохвастова с Данте, Боэцием, Кассиререм, Николаем Кузанским, Критием, Нострадамусом, Полем Рикёром, Петронием, Масперо, Климентом Александрийским, Горацием, Бердяевым, Якопоне да Тоди и Овидием! Ещё, к тому же, сам Кирияцкий пишет эпос на тему «Атлантида»!

Но сюжет меня, Александра Кирияцкого, ни у кого не заимствован, если не считать имени изобретателя философа Аума и платоновского описания. Это не четыре четверостишья, или, это – начало сюжетной фантастики в стихах пока на двадцати страницах.

Понятно, что с завистью безымянная тень просматривает мои быстро читающиеся сайты. Второй из них, holm, создан в январе 2002 года, ещё до Пундика.

Остальные стихи тени это, наверняка, похожие отражения стилей и законов чередования образов не классицистов уже, а шестидесятников. Они в большинстве не сторонники придерживаться одному направлению и чёткой теме стиха по традиции. Поэтому очень часто у них предыдущие четверостишья не имеют ничего общего с последующими.


Чтобы не был вдруг задет
В словосочетаньях бред,
Графоманов высший свет
Себе равным даст ответ,
Их безжизненный скелет,
Как стал в злато разодет?

«Вы, стишочки ни о чём,
Древа почки пред ключом
Ослепляющим лучом
Лезьте в царство, хоть бичом,
У безвластных палачом
Станьте славных рук мечом.

Для цветенья ерунды,
Чтобы избежать беды,
Средь пустыни чехарды
Стройте очередь в сады
Муз... — для жáждавших воды,
Ставшей поводом вражды».

(Ал. К.)

По этому незыблемому закону у тени образы «арабов», «часов», «носков», «сухаря» слов из молитвы “Лама! сава-хвани!” морд жидовиех, которые если напишут сюда ещё раз, в газовой камере тень сожжёт, бытовуха с почесухой подгоняются под ряд стандартов тех, что у носителей власти в литературе.

Раньше Александр Грищенко хотел придерживаться строгому закону развития сюжета повествования в стихах, но получалось, неужели, лишь то, что вылилось в вечное наматывание ремня? Не думаю. Невыгодно просто. «Умные люди» не советуют.

«Умные люди», как римский папа Григорий Первый (590-604 гг.) смеются наверно: Чем могут помочь нам умствования философов Пифагора, Сократа, Платона и Аристотеля? Что дадут песни нечестивых поэтов – Гомера, Вергилия, Менандра – читающим их?

Изменение отношения к ним у тени ещё раз доказывает мою правоту, что я провожу параллели между началами седьмого и двадцать первого столетий.

И. Н. Голенищев-Кутузов в книге «Средневековая латинская литература Италии» на 146 странице, издательства «Наука» 1972 года даёт характеристику промежуточного языка Григория Великого, которая оказывается применимой и к русскому языку Александра Грищенко: Григорий свободно пользуется новыми выражениями или сообщает старым словам новые значения, употребляет формы и конструкции, классикам неизвестные. Григорий не боится резких, даже порой грубоватых выражений, часто применяет бессоюзие… Помимо иноязычных слов, он употребляет и образованные из латинских элементов неологизмы… Произведения Григория свидетельствуют о его колебаниях между классической риторикой и повседневным языком, в который всё больше проникали варваризмы.

В стилизации «Поэмы окна» у Александра Грищенко отражается заимствование эклектики образов шестидесятников, где жива нормальная ещё “вульгата” русского языка.

Также точно, как в седьмом веке после Р. Хр., проявляется у него специальный интерес к варваризмам в стихе без названия. Там у него недаром упоминается Рим, четвертованный, я думаю не без воспоминания о Григории Первом. Согласно тому же источнику, Грищенко заимствует колебание между языком классическим и повседневным. Единственно, кто четвертовали византийцев и латинян, это лангобарды в греко-готской войне до 603 года. Из-за этого для перестраховки Грищенко меня поливает грязью?

 

*   *   *

                                                                      В.О.

Перед Авророй утóпал сугробы

Рим, четвертованный шапкой-ушанкой.

Златоустáми молитовку шамкал,

Ясным челом озарял низколобых.

        Почему я такой знобый

        И при этом – такой шалый? …

 

…Почему я такой мерзавый

        И при этом – в носу козюлька?

 

(Александр Грищенко)

 

Действительно, в его последнем «стихотворении» сайта специально проявляется мерзавый и совершенно доморощенный «московий» язык, именно как не латинский, а романский в девятом веке, с абсолютным отсутствием каких-либо связей между слогами краткими и долгими, как с соответствующими именно тому тёмному времени пропорциями между неологизмами. Он символизирует «пренебрежения потомков Карла Великого, как к языку классиков, так и вообще к любой грамотности». Источник Грищенко – «Страсбургские послания» 842 года, когда из-за лени писать по-латыни о разделе наследия, они использовали повседневную, изуродованную варваризмами латынь, тот самый романский язык галлов, изменяющийся каждое десятилетие, или «сленг московий» по-современному:

 

В ВОСЕМЬСОТ НАДЦАТЫЕ

 

Хочу чуть-чуть понесуществовать.

Для понта. Забавы ради.

Чтобы потом: Вы ради иль не ради?

И пó носу всех — щёлк!

Как бомбочки пощёлкивать,

Полузгивать слова.

 

А кто-то там — всамделишно

Задумал... Одно задумал!

И не сумел! Поверишь, но

От сердца отлегло...

Без умолку заболтанный,

Засиженный, обнюханный,

С хандрой на полкило —

А как

Приятно, чёрт возьми,

Не быть причиною возни

Гра-бы-фщи-ка.

                           За-хы-ха-чу!

И расхочу писать:

Не путешествуется вспять

 

(Александр Грищенко)

 

Я тени рассказывал о «Страсбургских посланиях» из истории французского языка, как о первом французском тексте гордых и высокомерных, как он. Может ему мерещится, что это его подобие станет первым памятником языка московьего? Тогда я думал при нашей последней встрече, что я говорил в пустоту. Интересно, он наверно ходил на лекции по романской филологии в Москве «?» Оттуда такой грамотный! А теперь это у тени, наверно, специально такой же русский язык, как тогдашний романский – «латынь»? Si Lodhuvigs sagrament que son fradre Karlo jurat, conservat, et Karlus meos sendra de sua part non lo stanit, si io returnar int pois, in nulla ajudha contra Lodhuvig nun lui y serai... В чужом глазу соринку замечает, как у Александра Ки, а в свой глаз специально бревно кладёт. Мол, для всех одни законы, а для Александра Грищенко – совсем другие.

Почему в заглавии «стихотворения» тенью даны годы не девятисот надцатые, когда шла гражданская война, и такие взаимоотношения были возможны? Ведь в девятнадцатом веке о подобном поведении и о таких варваризмах в языке даже подумать не могли. Данное «стихотворение» точно не ориентировано на девятнадцатое столетие, а относится к тёмному девятому.

Как ни странно, такая же, всего лишь последовательность у меня в книге «На закате эпохи», опубликованной в издательстве «Мика» в Иерусалиме в 2000 году. После стихотворения «Средь забвений река» о поэте шестого века Доне Араторе и седьмого – Косьме Маюмском, там показывается связь того периода с современностью, далее идёт поэма о Византии и о великой поэтессе Кассии восьмисотых годов тоже девятого столетия.

Может сравнить наши сайты https://www.m310014.uqam.ca и www.grishchenko.ru, разницу в возрасте и наши мнения о самих себе? Я никого там не насилую ни информацией о своей биографией, ни своей поэзией, не нравится, как я выше написал, не читайте.

Он решил: «Выиграет тот, кто ударит первым!» Если бы Александр Грищенко не знал про сайт, про Тренто и про Монреаль, а после узнал об этом, потом остыл бы и убрал ещё с 23 ноября 2005 года свои гадкие и глупые обвинения в мой адрес.

Вот стихотворение, которым тень ужасается из-за того только, что слова связаны синтетической семантикой в отличии от наследия большинства русских поэтов, а у него только аналитической, как у всех. Но русский язык – флективный и он допускает, как аналитические, так и синтетические законы. На смысл тень вообще не обращает внимание «?».

 

* * *

Чтоб выжить, сотни тысяч лет впотьмaх брёл троглодит,

В войне с природой полузверств грёз — дух его спит,

Раб нёс в Египте камни зря ль на стройки пирамид,

Как к смерти эллин средь войн не рыдал теaтром навзрыд.

 

Религиозники из новых вер гласят, что им пасть в ад

За то, что рождены до их ученья невпопад,

Без жрeчества книг культов бездну лет тому назад,

Где жалость, но к страданьям душ, которым чужд обряд?

 

Строй гениев античных Муз избрал сам Абсолют

Тем, что бессмертен взгляд у тех на жизнь и не сведут

До непрощенья их неверья в культ: как взять уют

За прaведность традиций, да рай чей за сверхтруд?

 

Не Колумбaна ль из Бангoра с дикими сравнить?

Как от наложниц из Ирана требовать брать нить,

Что ото всех религий в космос дух тянет, чтоб быть,

Неважно, из каких ты вер вперёд шёл не кружить!

 

Ведь за поступок без насилий благ, где их закон

Стал выше дара жизни! Не деспот Бог, не за поклон

Он награждает или судит, как считал Платoн,

Грех после адских мук при осознаньи всем прощён.

 

Нам с детства вбито, что «ТАКОЙ» вот Бог, иль бога нет,

Есть дyши, что не могут осознать культ предков, бред.

Пред Богом за эпоху зверств мгле не держать ответ.

Лишь вновь данo родиться совсем другой на свет.

 

Не только людям рая дар, но и разным существам,

Где добродетель или грех; с ним отразиться нам,

Как клеткам у Вселенной в разуме, он по стопам

Сил свыше тянется к Творцy Рaя сквозь путь к мирам.

 

(Александр Кирияцкий «На закате эпохи»)

 

После второй встречи наши отношения зашли в тупик, поэтому я ему прочёл свой перевод Сервантеса, он себя стал вести как в «стихотворении» В ВОСЕМЬСОТ НАДЦАТЫЕ хуже, чем Дон Бельянис из Греции.

 

Don Belianís de Grecia a Don Quijote de la Mancha; soneto

 

Rompí, corté, abollé y dije e hice

Mas que en el orbe caballero andante,

Fui diestro, fui valiete, fui arrogante,

Mil agravios vengue, cien mil deshice.

 

Hazañas di a la fama que eternice;

Fui comedido y regalado amante;

Fui enano para mi todo gigante,

Y al duelo en cualquier punto satisfice.

 

Tuve a mis piés postrada la fortuna,

Y trajo del copete mi cordura

A la calva ocasión, al estricote.

 

Más, aunque sobre el cuerno de la luna

Siempre se vio encumbrada mi ventura,

Tus proezas envidio, oh Gran Quijote.

 

 

Дон Бельянис из Греции Дон Кихоту из ла Манчи; сонет

 

Сорвал, смял, надоел, натворил, сказал смело,

Как ни один рыцарь, я заступился спесиво

За тысячу жертв униженно несправедливо,

Сам я наказал сто тысяч злых душ за дело.

 

Слава, увековечь подвиг! Как жизнь повелела,

Я нёс любовь женщине и дарил её красиво,

Как малыш, с гигантской силой всем на диво,

Прикажу боли убраться из любой точки тела.

 

У моих ног ещё ж фортуна бесится,

Я так же дух свой околпачил, то есть,

Лысине случая — круговорота

 

Ночью написал на лунном месяце:

“Да будет вечно сверкать моя доблесть!”

Но завидую поступкам я Гран Кихота!

 

(Пер. Ал. К.)

 

Кому я это всё читал?

Карьеризм понимает: «Чтобы стать знаменитостью, необходимо соответствовать нормам!» Не он должен жить для мёртвого деда, а мёртвый дед для него! Александр Грищенко чуял, что я другой, он стал вести себя, как не подобает нашей разнице в возрасте. Хотя о том, о чём я говорил за две наши встречи, он на ус почему-то намотал. Я про него забыл. Он про меня нет! Поступил он со мной, как поступают каннибалы: Почему аборигены съели Кука? За что не ясно? Молчит наука.

Для сравнения мной взят, захватывающий французский фильм «Фантомас» (как пример соответствия развитию чёткого стихотворного сюжета). Тень понимает, что согласно эстетическому кредо данного времени, нельзя создавать нечто грандиозное пропорциональное «Фантомасу» в поэзии, иначе побьют или проигнорируют, как поступили с Голохвастовым. По своему таланту тень может создать сюжет такой же многообразный, как условный «Фантомас» на другую тематику. Но! Карьеристская наклонность, как сифилис проевшая нутро, этого больше не допустит. Поэтому если даже образы классицистов пробиваются, то только по аналогии с фильмом «Аниськин и Фантомас», ни в коем случае ни как «Фантомас». Точно так же для Грищенко, казаться старым, страшным, злым на главной странице сайта удобнее, чем молодым.

Я для тени – зло, которое никогда не захочет соответствовать этим правилам.  

Допустим, если назвать тень городским сумасшедшим, убогим графоманом Сашей, а не Александром, Его! московского аспиранта в двадцать два года, то это – преступление.

Для образованного интеллигентного творческого сознания это так. И он этим умело пользуется.

Но, оказывается, даже просьба: убрать сноску на «Сашу» Кирияцкого из сакрального, неприкосновенно текста Грищенко уже оскорбление. Как это?! Кто смеет усомниться в праведности “гения”, которому Россия передаёт вожжи колесницы своей культуры?!

 

Через тысячи зим, в век открытий машин

Атлантида царица Земли,

У умневших мутантов язык стал один,

Тот, что в прошлом от нас к ним несли.


Средь атлантов немало росло дураков,

Защищавших права всех людей,

Зря поверили в мозг первобытных рабов,

В ложь культуры лукавых зверей!


Не подарок заводы, они им беда,

Зря оставили!… «Равного» нам

По народным обрядам стекала вода

К камню, к шкуре, к кровавым грехам.


Ненависть масс разрушила всё, что смогла,

А как в древности, лихо опять

Царствуй слепо традиций пещерная мгла,

Чтобы ринулись те голодать.


Слабых бьёт Их Зверьё, а лишь мы беглецов

Пожалели, за множество лет

В городах Атлантиды дарили им кров,

Как «виновники» их горьких бед.


Коль мутант долго был среди нас в меньшинстве,

По привычке копировал наш

Образ жизни, он даже стоял во главе

Многих дел, как законов всех страж.


А трёхтысячный, также как первый мутант,

Стал на всё, что угодно горазд,

Вот когда будет треть тех, унижен атлант

Их призреньем с мутацией каст!


Большинство из мутантов на шее сидит

Не за то, что в мученьях их свет,

Но из-за превосходства забывших про стыд

Над атлантом, не рявкнувшим: «Нет!»

 

EXIT next (Продолжение)

 

(Александр Кирияцкий «С Авроры ХХI века»)

 

А вот магистришку из университета Италии на границе с какой-то там паршивенькой Швейцарией, он сейчас на курсах преподавания в Канаде, его можно обливать грязью сколько угодно, он же – Саша, городской сумасшедший! Ему же не двадцать с хвостиком, а всего лишь тридцать шестой годишка в мае стукнет.

Почему я не подаю жалобу канадскому адвокату на того, кого я ничем не обидел ни до этого эссе, ни после, а он обо мне отозвался в непристойном тоне и не хочет убирать моё имя из своего эссе и себя из каталога с моим именем? Отвечу: потому, что я не хочу, чтобы потом мне сказали: «Что, сладил?»

«Первые», продвигайте себя, делайтесь вечно знаменитыми, доказывайте, что Вы лучшие, но не за счёт оскорбления других. Вы не имеете права на это, будь то незаслуженно забытый эпический поэт Голохвастов, Магистр по Философии Университета Тренто Кирияцкий, или какой-нибудь беззащитный дворник дядя Вася, дядя Абраша или дядя Равшан.

Для теней искусство и наука – только путь к тщеславию и ничего больше, поэтому круг у них не oблaдaют центрoм и рождаются заимствование и ненависть а, как самозащита, огромнейшее самомнение и призрение к миру. Им «надоедает восхищаться чужими стихами и прозой».

!!!!!!!!!!!!!!!!!

У нас всего лишь схожее звуковое колебание образов «ВРЕМЯ ВСПЯТЬ», а понятия абсолютно разные. «Большая проза» Александра Грищенко не имеет ничего общего с моим эпосом «С Авроры двадцать первого века» NEXT. Основа моего движения «времени вспять» объясняется в следующем фрагменте про будущее с моими переводами Нострадамуса.

 

1.53 Las qu' on verra grand peuple tourmente,
Et la Loy saincte en totale ruine:
Par autres loix toute Chestienite,
Quand d' or d' argent trouve nouvelle mine.

Неуправляем, велик народ,
Святой закон в руинах, добро
Христиан к иным законам ведёт,
Как новых шахт1 злато, серебро.

 

(Нострадамус 1555 год)

 

Как откроются сознанья телепатам,… с первых дней

Друг про друга мы узнаем, что внутри у всех людей,

Негодующие толпы многих превратят в зверей,

Коль одни послушны аду, то другие жмут в сердцах


Миру их — чужие мысли, типы искушений страх

Пробуждают в чистых душах или в мыслящих умах:

Неразумные ещё мы, в нас нутро — дремучий лес,

Часть души всегда в нём будет, часть имеет перевес


То на сторону Господню, то свет побеждает бес

Средь всех лучшие, почуем, как грех свой не утаят,

То нас псевдонаслажденьем тешит, как животных, ад.

Снимем маски, устремимся мы на сто веков назад.


В детстве и Нерон был добрым, безнаказанность сожгла

В нём частичку свыше силы удовольствием от зла,

Как увидим то в натуре, от культур и вер зола


Лишь останется у жречеств диких культов предков нас.


Взгляд на веры всё погасит, от того войдёт в экстаз

Люд неуправляем будет, не страшась своих проказ,

Всё изменится: и цели, и конфликты, и дела,

В нас пещерный мир проснётся обнажённых догола,


Лишь немногих не сумеет задушить конфузий мгла

Личностей в понятьях свежих к проявленью новых схизм,

Ценность вечности подарит им один мозг-организм,

Восприятьями иными остановит катаклизм. 

 

1 Иные ценности

 

(Александр Кирияцкий «С Авроры ХХI века»)

 

Я счастлив с 17 декабря 2005 года, что Александр Грищенко не заимствовал мои идеи с 2000 по 2002 о «движении времени вспять» в душах людей-мутантов, когда в моей поэме «С Авроры ХХI века» секунда делается тысячелетием в сознаниях телепатов, независимых от энергии минуса:

 

./Mundus/M1.HTM, (здесь)

./Mundus/M2.HTM,

./Mundus/M9.HTM,

./Mundus/M22.HTM,

./Mundus/M48.HTM,

./Mundus/M49.HTM,

./Mundus/M51.HTM,

./Mundus/M52.HTM,

./Mundus/M59.HTM,

./Mundus/M67.htm

./Po_nostradamusu/7.htm

Эти копии поэмы, брошенной мной в 2002 из-за учёбы в Италии, напечатанные на бумаге, с середины 2002 года лежат у Ефрема Бауха, председателя Союза Писателей Израиля в Тель-Авиве и у многих других в Израиле и в Ташкенте.

Что за «древний» язык в ХХ веке у семьи Грищенко? Не похоже по описаниям, чтобы это, как в семье Хаэтов, была бы латынь. Об этом языке печатал журнал «Знание – сила» в пятом и седьмом номерах за 1985 год. Он дал начало индокитайскому, индоевропейскому и афразийскому направлениям в эволюции лингвистики всего человечества. Скорее всего, это: или пещерный праязык племён до атлантов из конца первой части моей поэмы или первый язык из гласных и согласных оттуда же!

 

Мы на языках гласили из харкaвше-хлюпавших,

Квакавших, гортанных звуков, что служили вроде букв.

Нас, как «боги», обучили своему могучему

Языку певучих гласных да согласных ведь они

За мрак тысяч лет, забытых нами, как животными,

После быстрых идей чтений расставание с Землёй

Их навеки — нас метнуло жить судьбой безобразной.

 

(Александр Кирияцкий «С Авроры ХХI века»)

 

Если не страх для перестраховки? То, что же двигало воинствующим по отношению ко мне Александром Грищенко? Биография моей мамы и её воспоминания о Ташкенте сороковых и пятидесятых годов разве не то, что должно было бы заинтересовать похожего молодого учёного?!

Александр Грищенко, знает, что у меня произошло самое ужасное, страшное горе в моей жизни, у меня умерла мама, и я вроде бы оказался выбит из академической карьеры. Тогда он хочет меня добить до конца по всем традициям настоящего выпускника именно сто десятой ташкентской школы.

Всегда первые повторяют как роботы: «Мы должны о себе писать только так: Я памятник себе воздвиг не рукотворный, // К нему не зарастёт народная тропа,// Вознёсся выше он главою непокорной // Александрийского столпа».

Поэтому я отдалился от Пушкина, Державина, Радищева, Ломоносова. Это тщеславие Горация поощрял Октавиан в первом веке до Рождества Христова. В середине первого века от Рождества в «Сатириконе» у Петрония издевались над тщеславием. Для наших классиков “Exegi monumentu aere perenius” Горация – реминисценция далеко не лучшая. Мне ближе и понятнее четверостишье Лорки:

 

Если смерть есть смерть,

что же станет с поэтами,

с их уснувшими стихами,

о которых уж никто не помнит?

(Пер. Ал. К.)


Стихотворением, которое можно петь под мелодию «Куплетов Мефистофеля» из оперы «Фауст», я завершаю свой ответ Александру Грищенко и журналу «Девушка с веслом» эти оскорбления в мой адрес опубликовавшему:

Путь избранным

В касте, призвано из древа, поражает мир вокруг,
Манит внутренним воззваньем да талантом: «О, мой друг!».
В подсознаниях хватает взглядом, то в пожатьях рук
Он, как царь, в друзей вселяет потерять себя испуг.

К фараонам те потомки у рабов от тьмы колен.
Побеждая, разделяет брат друзей для перемен.
У людей, где нет той власти, нрав берёт доверье в плен,
Чем любовь к себе вжигает в сердце голосом сирен.

Личность он красиво душит, в уши льёт слепую сласть,
За глаза толпу толкая показать у тигра пасть.
Зависть к пустоте он будит, в пустоту чтоб не упасть,
Сам он словно в состраданьях тщетно прячет беса страсть.

У актёров да поэтов он расправил свой шатёр,
Кто не данной касты отпрыск, тому он разжёг костёр
Для сожжения надежды, желчно — кверзник хитёр,
Многим избранным за Музу крылья-культы распростёр.

Меж звёзд двух: Лопе де Вeги и Сервнтеса — стена.
Лопе касту деспот принял, жизнь Сервантеса — война.
Ночь душeний Саавeдры на иные времена —
До восхода не успела удержать творца у дна.

В чёрной магии он топит и меня, заткнувши рот,
В сплетнях с хoхотом вампира, на меня повёл народ,
А не даст сказать ни слова: языки да стих не в счёт,
Недостоин спеть с элитой я, творец своих невзгод.

Важен, мол, теперь Овидий, как зонт рыбе во пруд,
Зря Сервантеса коснулся я себе лишь на беду.
Из галáктик у Вселенной, жертвами в земном аду
Здесь, знать, иль в потусторoннем свете я ему ищу узду.

Солнце Гeлиоса, к нoчи Землю погрузи во тьму,
Инквизитор и Джордaно к идеалу одному
Рвутся из несовершeнства, я же, смертный, не пойму,
Как в дракона обращусь я, вожжи брать мне ни к чему.

 

(Александр Кирияцкий «На закате эпохи»)  

 

Я не хотел об этом вспоминать и писать, потому что не моё призвание – критиковать других и позорить. Это меня заставило сделать игнорирование моих просьб, с 23 ноября 2005 года обращённых без оскорбления, но и без унижения – к журналу «Пролог», к МАМИФу, к самому Александру Грищенко, к редакции журнала «Девушка с веслом» и к Филологическому факультету МГПУ, чтобы только убрали меня из эссе о феллашестве, а его оскорбительные ссылки из каталога Яндекса с моей фамилией.

 

22 декабря 2005 года

 

Член Союза писателей Израиля

 

Александр Вадимович Кирияцкий

 

EXIT